Время новогодних сказок – время романтики

В преддверии Нового года мы все становимся добрее и мягче. В будущее хочется смотреть с оптимизмом. Наши лица светлеют от надежд, которые мы возлагаем на сказочное время – Новогоднюю ночь. Мы верим, что свершится чудо, и все тяжелое, печальное уйдет вместе с боем часов. Откуда у нас, людей «умного» XXI века, такие «волшебные» представления о смене года?

В отечественной культуре языческие смыслы празднования Нового года тесно переплетены с ожиданием рождественского чуда. Это чудо – рождение Христа – Спасителя мира от бед и зла, от греха и смерти. Наслоение новогодних (смена времен года, зима как смерть) и рождественских смыслов друг на друга происходило в мировоззрении постепенно, по ходу историко-культурного процесса, закреплялось в культуре в виде разнообразных феноменов: игрищ, маскарадов, пиров и застолий, традиции дарения подарков, становления образов героев праздника – Деда Мороза (Николай Чудотворец) и Снегурочки. Однако такое смешение архаического сакрального, христианского и современного случилось не во всех культурах – в западной чудесным осталось только Рождество.

Рождественская и новогодняя традиции очень популярны – люди ставят ели, украшают дома цветными гирляндами огней. Все окружающее превращается в сказку. Да и сами сказки вновь появляются на арене – проходят премьеры сказочных фильмов, спектаклей и балетов. Самым известным сюжетом для них является «Щелкунчик» немецкого романтика Э.Гофмана. Почему именно «Щелкунчик»? Ведь есть и другие зимние сказки, например у Андерсена – «Ель» или «Девочка со спичками». Гофману повезло стать популярным в современной циничной культуре, потому что у этой сказки счастливый финал, легитимирующий чудо в единственно возможное для романтики время Новогодней ночи.

Идеи романтизма родились в XIX веке в противовес слишком рациональному, «техническому» Просвещению. Для этого направления культуры были характерны идеи самоценности творческой жизни, изображение чувств и страстей, бунтарских характеров и одухотворенной природы – всего того, что и в наше время является большой редкостью. Новалис, Шлегель, Шейлинг, Блейк, Байрон, Гюго, По, Гримм, Гауф, Шуберт, Шуман, Лист, Берлиоз – в творчестве этих великих людей происходило осмысление красоты, добра, любви,  утверждение силы творчества, его преобразующей душу способности. Гофмановский романтизм не стал исключением. Но писателя не сразу приняли в сообщество «серьезных» авторов – его невзлюбили немецкие критики за легкость и сократическую иронию, которые нет-нет, да и проскальзывали в его текстах. Вспомним «Щелкунчика»: превратить принца в устройство для раскалывания орехов и построить вокруг этого весь сюжет – это ведь некрасиво, просто и глупо! Гораздо популярнее Гофман был в других странах Европы и в Северной Америке, в России.

Музыкант и композитор, художник-декоратор и мастер графического рисунка, писатель Гофман был близок к практическому осуществлению идеи синтеза искусств, которую проповедовал романтизм. Но его сказочное творчество отличал острый трагизм в осмыслении действительности: все сюжеты  сказочника-романтика о взаимопроникновении фантастичного и реального – о сказке, как другой стороне жизни. Так и в «Щелкунчике», где герои – обычные люди, сталкивающиеся случайно или по роду занятий с волшебством.

Эрнст Теодор Амадей Гофман

Обычное у Гофмана в прототипичности – почти все главные герои были знакомы с писателем в реальности. Так, Мари и Фритц – дети друга писателя – Юлиуса Хитцига. Действительная судьба Мари сложилась трагично – девушка умерла в 18 лет, пережив прославившего ее создателя сказки всего лишь на месяц. А Фриц – Фридрих – стал президентом Берлинской академии художеств… Гофман долгое время поддерживал дружбу с Юлиусом Хитцигом и его семьей, присутствовал на праздниках, дарил детям удивительные подарки, и, вероятно, игрушечный замок из «Щелкунчика» был сделан самим автором. Так, в образ Дроссельмейера Гофман привнес автобиографичные черты. Но все же этот таинственный инженер похож не только на Гофмана.

Дроссельмейер – один из ключевых персонажей сказки, родственник Щелкунчика и крестный Штальбаумов. У него был реальный прототип – Теодор Готлиб фон Гиппель – масон, русофил, друг Канта и обер-бургомистр Кёниксберга. К концу жизни у фон Гиппеля нашелся юный племянник, за которым дядюшка согласился присматривать. У племянника, в свою очередь, нашелся друг – Эрнст Теодор Амадей. И тут-то дядюшка, став Дроссельмейером, обрел свой известный стеклянный парик, желтый сюртук, умение рассказывать чудесные истории и способность повелевать часами (временем?) и другими механизмами. Дроссельмейер – ученый, чья ученость и в области мистического и в области реального. Он – тот, кто способен открыть тайны любого из миров романтического двоемирия.

Двоемирие у Гофмана – не только в сопоставлении научного и волшебного, а и в сопоставлении страшного и обыденного. Гофман сделал очень важное для тогдашней литературы открытие: страшный мир отлично уживается с бидермейером (идеализация простого, домашнего, бытового), с добряками стиля бидермейер. Самому Гофману как художнику более всего удавалось изображение страшного мира, если практиковалось оно в  переплетенности с обыденной гражданской жизнью. Когда же Гофман писал страшное как некий жанр, в себе самом закрытый, когда преподносил его чёрным экстрактом, как в «Песочном человеке», например, – то он терпел несомненную неудачу. Чтобы впечатлять, страшное нуждалось в обыденной основе, в гарантиях реальности, иначе оно только раздражало воображение и ум. Поэтому «Щелкунчик» удался – в нем удивительно сбалансировано страшное и обыденное: изображение жизни семьи Штальбаумов, детских занятий Мари и Фрица и описание мира зловещего волшебства. Сказочное измерение начинается с Дроссельмейера, чье знание тайн механизмов делает его колдуном, демонической фигурой, обладающей властью не только над автоматами, но и людьми.

Тема бытия демона в человеке – это тоже осмысление романтического двоемирия, находящегося уже не в реальности – сказке, обыденном – страшном, а во внутреннем мире человека, в Я. Поэтому Дроссельмейер – не похож на типичного волшебника из фольклорных сказок: он не творит чудеса бескорыстно, искушает, тревожит душу Мари. За это ей достается светлый дар творения чуда – любовь, побеждающая Мышиного короля, заклятье, внутреннего демона крёстного.

Любовь в «Щелкунчике» не только условие победы над злом. Гофман, как и другие романтики, делает любовь ключом, открывающим дверь между мирами действительности и сказки. И действительность оказывается в проигрыше при наличии этого ключа – только в другом мире возможно испытывать подлинные настоящие чувства, быть отважным, иметь чистое сердце. В обыденном и бесчувственном мире героям скучно и одиноко. Благодаря любви сказка оказывается реальнее реальности. Любовь, раскрываемая в волшебстве – условие постижения полной жизни. Таков, кстати, не только «Щелкунчик». Эти идеи прослеживаются у Гофмана и в «Золотом горшке» и в «Крошке Цахес» и в страшном «Песочном человеке».

Гофманом увлеклись в России. Одного только «Щелкунчика» переводили и издавали множество раз. Первый перевод был сделан в 1835г. Потом было еще восемь переводов – авторские и анонимные, адаптированные и близкие к тексту. На русском языке в традиции перевода XIX века названия сказки звучали очень забавно: «Кукла господин Щелкушка», «Грызун орехов и царек мышей», «Щелкун и мышиный царь» и др.

Известно, что Достоевский перечитал все работы автора по-русски и на языке оригинала. Белинский считал Гофмана «одним из величайших немецких поэтов, живописцем внутреннего мира». При этом критик полагал, что детей надо знакомить с его сказками аккуратно, чтобы «не возбуждать фантазию, которой и так много».  Книги писателя обсуждали в литературных салонах и кружках, что неудивительно, ведь в нашей культуре романтизм обрел множество последователей. Гофман нравился символистам, им вдохновлялись Сологуб, Салтыков-Щедрин, Островский. Нашим писателям очень нравились его сарказм и социальная сатира, идеи переплетенности сказки и реального. Гофману подражали. Так, Погорельский в «Черной курице» тоже вложил волшебный мир в привычное, в действительность. Стоит вспомнить и Одоевского – «Городок в табакерке», «Космораму», «Куклы маленькой царевны».

Балет "Щелкунчик" в Большом театре

«Щелкунчик» Гофмана обрел в России театральную жизнь.  Величайшей в истории мировой культуры стала музыкальная интерпретация сказки Петром Ильичом Чайковским, который создал балет. В нем заключен не только сюжет, но и все основные идеи писателя-романтика, среди которых главная – идея о синтезе искусств как способе решения проблем культуры.

Балет Чайковского «Щелкунчик» – сегодня самая популярная форма предновогоднего досуга в России. Большой и Мариинский, театры множества наших городов обязательно включают эту постановку в свой репертуар на 30, 31 декабря. Но мы в силах создать себе новогоднее настроение самостоятельно, если перечитаем сказки Гофмана, посмотрим экранизации – от мультфильмов (СССР, 1973г.) до полнометражных фильмов («Щелкунчик и крысиный король» Андрея Кончаловского 2010г., «Щелкунчик и Мышиный король» Франка Стойе 2015г., «Щелкунчик и четыре королевства» Лассе Халльстрёма 2018г.). Главное – всего лишь найти время для новогодней сказки, чтобы напомнить себе об условии победы над злом – о чистом сердце полном любви.

автор - доктор философских наук, профессор кафедры философии, онтологии и теории познания НИЯУ МИФИ Екатерина Тихомирова