Читаем вместе: "Неоконченная симфония Дарвина"

Рубрика «Читаем вместе», где мифисты делятся своими мыслями о литературных новинках, призвана сориентировать книголюбов в увлекательном мире «уникальной портативной магии» (так называет книги Стивен Кинг). Отправляемся в новое литературное путешествие с начальником отдела по работе со СМИ НИЯУ МИФИ, культурологом, журналистом Константином Фрумкиным.   

Как в результате эволюции возник вид, настолько отличающийся от всех остальных? Каким образом наши предки сумели проделать путь от обезьян, занимавшихся собирательством, до современного человека, сочиняющего симфонии, декламирующего стихи, изобретающего уникальные технологии? Неужели человеческая культура смогла развиться из социального научения и традиций, которые мы наблюдаем у других животных? Как формировались наш разум, интеллект, язык? Кевин Лейланд в «Неоконченной симфонии Дарвина: Как культура формировала человеческий разум», вышедшей в издательстве «Альпина нон-фикшн», пытается ответить на эти непростые вопросы. Неудивительно, что этот научно-популярный бестселлер вошел в список лучших книг по биологии по версии Forbes.    

Человек – не только животное

Эволюционные биологи, начиная с самого Чарльза Дарвина, потратили много сил, чтобы доказать, что между человеком и животными существует огромное сходство, что человек со всеми его способностями – выходец из животного царства и у животных, в особенности у приматов, можно найти много способностей, похожих на человеческие. Британский специалист по эволюционной и поведенческой биологии Кевин Лейланд, не отрицая все эти факты, прежде всего обращает внимание на огромные различия между людьми и животными. Хотя животные способны на примитивную орудийную деятельность, они, за крайне редкими исключениями, не способны накапливать культурные достижения, то есть, не могут последовательно совершенствовать навыки из поколения в поколение. Настоящая пропасть отделяет человеческий язык от тех способов коммуникации, которые имеются у животных. Даже самые сообразительные их них, вроде шимпанзе и дельфинов, не расскажут сородичам о том, что не происходит здесь и теперь (единственное исключение, которое известно биологам – танец пчел). Наконец, у животных нет ничего подобного морали.

А раз так, то непростой задачей эволюционной биологии становится анализ того, как эволюционные механизмы формируют человеческую культуру – действуя, однако, не совсем так, как это происходит в животном царстве.

Подсматривать за другими

Первое, с чего начинает автор – это механизмы подражания. Они распространены в мире животных чрезвычайно широко. Именно благодаря способности учиться друг у друга крысы достигают впечатляющих успехов в выживании - несмотря на попытки людей их уничтожить. Но крысы – высокоинтеллектуальные существа, а способностями учиться у товарищей обладают и птицы, и даже рыбы, у которые формируется что-то вроде культурных традиций – например, связанных с местом для нереста. Подражание имеет огромное значение, что подтвердил проведенный под руководством автора уникальный научный эксперимент – реализованное с помощью компьютерного моделирования соревнование стратегий выживания. Сами стратегии разрабатывали более ста различных команд ученых, и они должны были показать, когда живущему в изменчивой среде существу надо самому изобретать способы выживания, когда наблюдать за другими и подражать им, а когда – применять подсмотренное на практике. Турнир показал, что преимуществами обладают стратегии «паразитические», предпочитающие не изобретать, а заимствовать изобретенное другими. Заметим от себя – эту мысль подтверждает быстрое развитие Китая и других азиатских держав, проводящих индустриализацию за счет заимствованных с запада технологий.

Еще одно важное основание культуры заключается в умении корректировать свое поведение, пользуясь общедоступной информацией. Тут важным уроком служат многолетние наблюдения за разными видами рыбы колюшки. Те виды, у которых крупные шипы надежно защищают от хищников, могут позволить себе не пользоваться наблюдениями и самими искать места, богатые кормом. Но тот вид, шипы которого слишком мелкие, должен не рисковать собой, а смотреть по сторонам – где другие рыбы уже смогли найти кормовые участки. Умение пользоваться информацией появляется там, где метод проб и ошибок может стоить слишком дорого. В целом наблюдения за разными видами животных убедили ученых, что использование информации, полученной из собственного опыта или из подсматривания за другими, представляет собой крайне продуманную стратегию, зависящую от ситуации, особенностей среды, в которой обитает живое существо. Например, обезьяны предпочитают подражать доминантным особям, а пчелы начинаю интересоваться «танцами» своих товарищей только если сами не могут найти медоносных растений.

Думать самим

Не менее важную информацию о происхождении человеческой культуры могут дать наблюдения за животными, изобретающими новые формы поведения.  Конечно, отличить новые формы поведения от старых очень сложно: для этого требуются многолетние наблюдения. Но, по мере того как такие наблюдения накапливались, они позволили исследователям прийти к выводу, что очень часто верна поговорка «нужда – мать изобретений». Новации в поведении животных чаще появляются либо тогда, когда они сталкиваются с какой-то проблемой (например, засухой), или со стороны животных, чье положение проблематично (например, у низкоранговых особей в стае).

Вообще, способность приматов к инновациям является только одним из проявлений всей совокупности когнитивных способностей, которая получила названия «общего интеллекта». Тщательное сравнение приматов разных видов приводит к выводу, что общий интеллект зависит от размеров мозга, а развитие мозга в ходе эволюции обезьян зависит – точнее, учитывая механизмы обратной связи, взаимозависит – от двух факторов: размера социальной группы, в которых проживают обезьяны, и продолжительности их жизни.

Читателям научно-популярной литературы, наверное, уже широко известен факт, что размеры стаи обезьян влияют на развитие их мышления в ходе эволюции – поскольку нужны навыки, чтобы запоминать много сородичей и общаться с ними. Однако Лейланд полагает, что этот фактор влияет на эволюцию приматов лишь на определенном этапе. Важно еще и то, что чем больше стая, тем больше информационная среда, в которой рождается, а главное хранится информация об инновационных формах поведениях. В большой стае больше поводов для продуктивного подражания. Говоря упрощенно, в большом обществе и культура больше.

Что касается продолжительности жизни, то тут, с одной стороны, есть фактор общий всем млекопитающим: чем длительнее период вынашивания и вскармливания ребенка, тем больший мозг у него вырастает; но у приматов действует еще один фактор: более старшие, и обладающие большим жизненным опытом особи, обладают большими способностями к инновациям. Умение придумывать новое опирается на жизненный опыт.

Педагогика – мать цивилизации

Наблюдения за животными и компьютерное моделирование приводит к еще одному выводу: не менее важным фактором, чем умение придумать какое-нибудь новшество и подражать новому поведению, является точность передачи информации в процессе подражания. Именно точность заимствований резко отличает человека от обезьян и порождает то, что называют кумулятивной культурой – то есть культурой, в которой достижения накапливаются и совершенствуются.

И тут перед специалистами по эволюции встает проблема учительства – когда одно существо специально обучает другого. Для человечества педагогика - одно из оснований цивилизаций. У некоторых групповых животных, таких как пчелы, муравьи и сурикаты, наставничество тоже фиксируется, но даже у самых высокоинтеллектуальных обезьян его практически нет. И автор «Неоконченной симфонии» признает, что полностью проблема происхождения обучения в человеческом обществе еще не решена. Есть лишь несколько гипотез проливающих свет на него. В частности, что шимпанзе не нуждаются в обучении именно потому, что благодаря своему уму они легко могут сами изобрести или подсмотреть у сородичей нужные виды поведения, правда, сравнительно простые. Естественный отбор начинает поощрять склонность к наставничеству только тогда, когда на кону трансляция от поколения к поколению слишком сложных видов деятельности, которым невозможно научиться самостоятельно.

Надо также принимать во внимание интересы наставников, которым не выгодно тратить время и силы на обучение детей. Но если предположить, что детство у существ данного вида длится слишком долго, то, во-первых, затраты на обучение кажутся не такими большими по сравнению с общими затратами на заботу о потомстве, а во-вторых, обучение помогает детям стать самостоятельными и тем самым избавить старшее поколение от забот о них.

Именно с точки зрения интересов обучения – то есть обучения одних живых существ другими – Лейланд подходит к проблеме происхождения человеческого языка. Автор доказывает, что язык в обществе гоминид появился именно как инструмент научения, инструктажа – и прежде всего в общении между родителями и детьми. Возможно, первыми зачатками языка были поощрительные или, наоборот, недовольные звуки, которые родители издавали при обучении детей каким-то сравнительно сложным видам деятельности, например, изготовлению каменных отщепов. Свои прочие функции – в частности важнейшую функцию координации коллективных действий – язык приобрел несколько позже.

Вектор естественного отбора

Отдельную главу Лейланд посвящает коэволюции культуры и генов – когда две эти стороны человеческого развития влияют друг на друга. Бывает, что генетические мутации влияют на цивилизацию, но чем дальше, тем больше мы видим, как определенные тенденции социально-культурного развития запускают естественный отбор в определенном направлении. Самый известный пример этого – отбор, способствующий распространению в человеческих популяциях способности к выработке определенных пищевых ферментов, тех, что способствуют разложению алкоголя или позволяющих взрослым пить молоко. Но и склонность к сотрудничеству или к альтруизму тоже может быть результатом генетических мутаций, закрепленных и «масштабированных» за счет социальных факторов.

Еще важнее то, что естественный отбор одарил человека совершенно беспрецедентной способностью к подражанию голосу, движениям и всему поведению своих собратьев (прежде всего родителей). Это подражание неотделимо от способности понять мысли, мотивы и настроения других. Из этой способности родилось искусство, которое все построено на подражании, а заодно на способности зрителей вживаться в роли героев спектаклей, книг и фильмов. Но самое главное – способность к подражанию обеспечивает беспрецедентную обучаемость.